Он встал и увлек за собой ошарашенного приятеля, который только и смог, что пробормотать слова соболезнования и утешения, а я осталась сидеть, размышляя, не стоит ли рвать когти отсюда немедленно. В ту же Варенцию, например. И прыгать из страны в страну, когда станет понятно, что опять разоблачили. Но вот беда, долго я так не попрыгаю: не так много на континенте государств, и мой нынешний облик уже известен. Не логичнее ли пересидеть год и научиться хоть чему-то? Конечно, вряд ли удастся получить больше, чем я знаю сейчас, но у меня хотя бы будет легальное прикрытие. У меня возникло чувство, словно я сама себя загоняю в ловушку: бегай не бегай – конец один. Тетя найдет и… И что?

– Какой ужас. – Ракель села рядом со мной и взяла за руку. – Я всегда говорила, что Сиятельные несут в себе зло. Они – квинтэссенция зла на земле.

– Они-то тут при чем? Вряд ли Сиятельные занимались убийством моих родных.

Хотя конкретно родных Эстефании убили наверняка Сиятельные. Либо лично, либо по их приказу. Встает вопрос, почему в живых осталась графиня Хаго, которая только и занимается, что проталкивает антигосударственную политику.

– Может, и не убивали, но точно натравили, – убежденно сказала Ракель. – Нельзя это так оставлять. Мы непременно отомстим. Смерть твоих родных не будет напрасной, Кати.

Она говорила что-то еще, но у меня внезапно жутко разболелась голова. То ли так подействовало дрянное вино, то ли то, что перенервничала в Сиятельном корпусе, то ли лишняя порция зелья сыграла свою роль, но сейчас в голове будто бушевало гвоздевое цунами, так и норовящее очередным приливом проковырять дырку в черепе. И чувствовала я себя так, словно действительно потеряла всю свою семью, хотя с этим давным-давно смирилась. Главное, что мои близкие не страдают из-за меня и у них все хорошо. И все-таки мне ужасно их всех не хватало, настолько, что на глаза сами собой набежали слезы и я начала всхлипывать. Тоска по родным, по подругам, по прошлой жизни нахлынула внезапно и столь сильно, как никогда раньше. С переносом сюда я получила возможность двигаться, но потеряла семью. Впрочем, если бы я не согласилась, ничего хорошего для близких мне людей не сделала бы: они потеряли меня давно, после аварии.

– Поплачь. – Ракель успокаивающе погладила меня по голове. – Немного легче станет. А еще лучше тебе поспать. Хочешь, схожу к целителям и попрошу снотворного?

– Хочу, – решила я и вытерла слезы.

Ими ничему не поможешь, ни одной проблемы не решишь. А вот ясности в голове они мешают. А мне она завтра ой как понадобится. Да, завтра я буду решать, что делать.

По дороге мы встретили Диего, но Ракель проявила к нему очень мало интереса, разве что, когда проходили мимо, прошипела: «Убийца». Диего даже не оскорбился, лишь выразительно сощурился. Наверняка ему такое говорили не впервые. Но то, что он нас запомнил, сомнению не подлежит.

Оказавшись в нашей комнате, я с облегчением легла и закрыла глаза, но боль не отступала. Вскоре прибежала Ракель и торжественно вручила мне стакан со снотворным. Голову от подушки поднимать не хотелось, но я все же присела и выпила снадобье. Едва успела поблагодарить Ракель, как глаза неожиданно закрылись, и я уснула.

В этот раз никаких прелюдий с горгульями не было. Его величество Теодоро Второй Блистательный просто-напросто залез в окно, как какой-то безродный мальчишка, и устроился на подоконнике. Что-то не давало ему пройти дальше.

– Эстефания, это безобразие – так принимать своего монарха, – проворчал он, поерзав на подоконнике, но так и не найдя удобного места для монаршей задницы.

– Вы принесли радостное известие про избавление от опекунши, ваше величество?

– Донью Хаго не за что отстранять, она радеет о твоем благе.

– Пусть тогда радеет подальше от меня. И вы тоже.

– Эстефания, ты не можешь жить самостоятельно. Твой выбор университета по меньшей мере странен.

– Было бы странно, останься я в Муриции. А чем вам не нравится Варенция?

– Варенция? – недоуменно переспросил король. – Какая еще Варенция? Дорогая, я прекрасно знаю, что ты в Теофрении, где Сиятельным находиться опасно.

Этими словами Теодоро выдал, что держит связь с Диего и тот уже доложил, что по косвенным признакам я тут. Пусть ищет. Теперь меня будет прикрывать не только зелье, но и теофренийский принц, которому я нужна как источник знаний. Вот если докажу свою бесполезность, может и сдать.

– Не знаю, Теодоро, с чего ты решил, что я стану подвергать свою жизнь опасности. Разумеется, я в Варенции. В той самой, куда хотела выдать меня замуж ваша прекрасная опекунша донья Хаго. Я присмотрюсь к стране, будущему мужу, а заодно решу, поступать ли мне на следующий год или нет.

– Эстефания, ты меня совсем запутала, – по-доброму улыбнулся король. – Возможно, потому, что мы с тобой разделены? Подойди ко мне и повтори, что ты сказала.

– Я сказала, что можно присматриваться к университету на расстоянии, не обязательно туда поступать, – ответила, не сдвинувшись с места. – И к будущему мужу тоже лучше присматриваться издалека. Говорят, он весьма достойный принц, не то что некоторые короли.

Странное дело, в своем сне я сидела на казенной кровати, но платье на мне было не из тех, что я привезла, а из дорогого голубого шелка с белоснежными кружевами. Уверена, и на голове сложная прическа с украшениями. Я выглядела не просто Сиятельной, а ослепительно Сиятельной. И Теодоро смотрел на меня со злым восхищением.

– Эстефания, неужели ты не понимаешь, что я не отдам герцогство и такой брак приведет к кровопролитной войне? – раздраженно бросил он.

– Я могу отказаться от герцогства в пользу вашей любимой доньи Хаго.

– И зачем ты тогда будешь нужна Варенции? – спросил он с насмешкой.

– У меня масса достоинств и помимо герцогства. – Я улыбнулась. – Вы же меня зачем-то пытаетесь вытянуть к себе. Не от большой же любви.

– Почему ты мне отказываешь в таком светлом чувстве? – театрально обиделся Теодоро. – Хочешь, докажу, что ты не права?

– Вы мне уже показали всю полноту своей любви, чуть не отрубив голову, – напомнила.

– Ты мне это маленькое недоразумение до конца жизни будешь припоминать? – недовольно прищурился король.

Захотелось уточнить, о конце чьей жизни идет речь, моей или королевской. В последнем случае припоминать буду и после, очень уж мне не понравилось быть жертвой для заклания.

– Это для вас случившееся маленькое недоразумение. И вас ничуть не мучит совесть, что вы собирались отрубить голову невиновной девушке.

– Какого ксуорса? – неожиданно вспылил Теодоро. – Ты подлила мне отраву, самую настоящую, и имеешь наглость утверждать, что невиновна? Я это видел сам, своими глазами. – Он поднес руки к глазам и потряс, словно я могла посчитать, что он увидел чем-то другим. Хотя кто знает этих Сиятельных королей? Может, у них и на затылке есть глаза… – Так что не надо передо мной изображать невинного нанда. Ты виновна, и точка. И то, что тебя пришлось оправдать, ничего не меняет. Не пытайся обмануть меня так же, как ты сделала это с артефактом. Я больше верю себе, своей магии, а не прекрасным, но лживым устам.

– Я тебя не травила. Меня подставили.

– И кто же? – скептически спросил он.

Из меня так и не вырвалось «Бласкес». Не только не вырвалось, я даже губами не смогла изобразить нужные звуки. Впрочем, не исключено, что подставил меня не Бласкес, а прежняя Эстефания, вложившая ложные воспоминания и убравшая остальное в дальние закутки памяти, которые прочно запечатала.

– Эстефания, – вздохнул Теодоро, – брось ты эти глупости. Я принимаю тебя такой, как ты есть. Все мы не без недостатков: ты попыталась меня отравить, я за это попытался отрубить тебе голову. Мы друг друга стоим. Но у нас обоих ничего не получилось. И это знак Двуединого. Нам стоит заключить мир, а что, как не поцелуй, лучше подтвердит его?

– Уходи, – бросила я.

И силы моего слова оказалось достаточно, чтобы он кувыркнулся с подоконника в открытое окно. Проверять, что с ним, я не побежала: во-первых, его величество прекрасно умеет левитировать, а во-вторых, это все равно ненастоящее.